Я думаю, самый неудачный концерт был в Бельгии, в городе Гент. Там нас никто не знает, и на концерт пришло порядка десяти человек. (Смеется). Это было просто ужасно, нашего гитариста Лаури Туохимаа, рвало на протяжении всего шоу. (Дружный хохот). У него тогда были какие-то проблемы с желудком, поэтому хлестало и оттуда, и отсюда. (Смеется). А лучший концерт был в Белграде, там было действительно здорово. Я могу сравнить его с концертами, что мы давали в Москве и Санкт-Петербурге. Когда мы были у вас впервые, в 2003 году, точно такая же истерия творилась и там.
На твой взгляд, из каких компонентов складывается хороший концерт? Что необходимо для того, чтобы концерт был хорошим и надолго запомнился?
Я думаю, что наиболее важная составляющая хорошего концерта – это аудитория. Если во время концерта возникают какие-то технические неполадки, с этим ничего не поделаешь, это ведь «живое» выступление, так происходит постоянно, и такие недоразумения не могут испортить шоу. Мне нравится то, как аудитория реагирует на музыку, ну и, конечно же, то, как группа взаимодействует с публикой, это очень важно. И неважно, сколько человек при этом в зале.
А что ты можешь сказать о вашем предыдущем выступлении в Москве в мае прошлого года? На сцене вы выглядели довольно измученными…
Да, тут я сам виноват. (Пауза). Честно говоря, мы просто малость перебрали накануне ночью. Для нас это послужило хорошим уроком, мы больше так не делаем, потому что глупо портить концерт только из-за того, что ты вчера слишком активно развлекался. А люди, которые приходят на концерт, не знают, что за ночь у тебя была накануне, они просто хотят увидеть группу и надеются, что она оправдает их ожидания. Нам очень стыдно за то шоу, даже несмотря на то что концерт получился в целом неплохим, но мы каждый раз стараемся играть как можно лучше.
В Москве вы уже третий раз, и у вас наверняка уже была возможность немного осмотреться по сторонам. Что тебе нравится в России, и есть ли что-нибудь такое, что тебе не нравится?
В первый раз Россия мне совсем не понравилась. У меня была высокая температура, и я мало что воспринимал из происходящего. Во второй раз было лучше, а сейчас еще лучше, потому что мы понемногу привыкаем к русскому образу жизни, мы стали понимать, как ведут себя ваши таможенники и власти. И даже не важно, что, когда мы ехали сюда, нас ограбила ваша милиция. (Хохочет). Нам пришлось им заплатить. (имитирует низкий раздраженный голос) «Вы все пьяные, все пьяные, даже водитель!"
Ничего себе! Это действительно произошло с вами на пути в Москву?
Да. Все спали вповалку в хвосте автобуса, а они влезли к нам в салон и заявили: «Никто никуда не поедет на этом автобусе, пока мы не получим денег!»
К сожалению, такова наша милиция…
Но страна мне нравится. В прошлый раз у нас получилось провести в Москве один выходной, мы весь день сидели в каком-то парке недалеко от Москвы-реки, там русские семьи и просто компании жарили шашлыки и пили вино. В общем, замечательно провели день.
Наверняка тебе уже доводилось сталкиваться с русскими… назовем их тру-готками, как на концертах, так и за пределами концертного зала. Ты не устаешь от того, что ты постоянно в центре внимания публики? Бывало ли такое, что фэны в своей безграничной любви к тебе «перегибают палку», и тебя начинает раздражат
ь их поведение?(Смеется). Для нас это довольно необычно, по правде сказать. В Финляндии все по-другому, так с нами не каждый день обращаются, и поэтому, естественно, нам это очень приятно.
Если судить по вашей лирике, то можно подумать, что вы находитесь в непрекращающейся депрессии, и что ваше сердце постоянно разбито. Насколько это суждение справедливо? И насколько тот человек, каким ты предстаешь на сцене перед зрителями, отличается от тебя в повседневной жизни?
Очень отличается. (Смеется). В повседневной жизни я очень позитивный человек. Но на сцене я совсем другой. В текстах я стараюсь отражать такие вещи, которые очень трудно сказать в лицо, поэтому я стараюсь высказать их в своей лирике. Я как бы изучаю самого себя.
Но почему ты выбрал именно такой путь самовыражения? Зачем исследовать свою темную сторону, если ты по натуре позитивный и веселый человек?
Другого способа выразить свои чувства я не знаю. Просто мне очень удобно писать вот таким образом.
А насколько для такой группы, как Charon, важен имидж?
Какой имидж? (Смеется).
Окей, давай поставим вопрос по-другому: над вашей сценической внешностью работает стилист, или же вы вольны одеваться так, как вздумается?
Мы носим только то, что сами хотим. Так было всегда, мы всегда такие вещи решали сами, ну естественно, кроме неонового света, который не поддается нашему контролю. (Дружный смех).
В буклете последнего альбома “Songs For The Sinners" вы поместили транскрипцию названия группы, согласно которой оно должно читаться как «Харон»…
Да, потому что нас ужасно раздражает, когда финны говорят «Шэрон». (Хохочет).
Вот уже третий альбом подряд вы используете нового дизайнера обложки. Вам не понравились работы Никласа Сундина и Трэвиса Смита?
Нет, просто нам постоянно хочется попробовать что-то новое. Это не значит, что предыдущие обложки или художники никуда не годятся.
А какая твоя самая любимая обложка Charon?
Мне очень нравится “The Dying Daylights" (2003).
Она очень отличается от остальных ваших обложек…
Да, она мне очень нравится, но при этом она очень похожа на обложки Katatonia…
В качестве продюсера на новом альбоме выступил Микко Кармила, в то время как на вашем предыдущем альбоме “The Dying Daylights" он числился как ассистент продюсера. Значит ли это, что на новый диск он оказал больше влияния?
Нет, он вмешивался, только когда что-то шло не так. Когда же все звучало хорошо, он не говорил ничего. Так получилось, потому что когда он начал с нами работать, мы имели практически готовый материал. Поэтому ему не пришлось особенно вмешиваться, он только поправил вокал в некоторых местах, и у него были кое-какие замечания по произношению.
Музыка на Songs For The Sinners" немного отличается от вашего предыдущего альбома. Почему на этот раз вы решили использовать так много партий женского вокала? И кто такая Дженни Хейнонен, которая их исполняет?
Женский вокал всегда был неотъемлемой частью нашей музыки, поэтому мы ни минуты не колебались и решили на новом альбоме использовать его побольше. Но я думаю, что это последний альбом, на котором его так много, потому что мы обсуждали этот вопрос с группой и пришли к выводу, что нам хочется звучать на альбоме как можно ближе к тому, как мы звучим на сцене. И мы хотим дать Лаури больше возможности попеть.
А как вы на сцене решаете проблему женского вокала? Вы воспроизводите его
с мини-диска?Нет, только на песне Colder", а весь остальной бэк-вокал берет на себя Лаури. Концертный вариант песни не должен обязательно быть полной копией студийной версии, возможны разные варианты.
Мы заметили, что ни у одного из ваших альбомов нет заглавной песни. То есть, на альбоме “Downhearted" (2002) нет песни под названием Downhearted", то же самое можно сказать и про остальные диски…
Мне кажется, это немного банально. Когда мы подбираем название для альбома, мы пытаемся найти такую фразу, которая бы отражала основную идею диска. На самом деле, названия для альбомов всегда придумывает наш барабанщик Антти Карихтала.
Томи Коивусаари из Amorphis исполнил на альбоме “Songs For The Sinners” партии ситара. Как вам удалось уговорить его поучаствовать в записи? Вы с Amorphis друзья?
Мы познакомились, когда я какое-то время пел в Amorphis. Год назад мы с ними хотели совершить американское турне вместе с Type O Negative, однако Питер Стил заболел и отменил все даты. Затем они звонили мне и спрашивали, не хочу ли я стать членом Amorphis. Но я ответил, что живу слишком далеко, и это чисто физически невозможно. Если я собираюсь стать частью группы, то я хочу по максимуму быть вовлеченным в ее работу, а не просто говорить с ребятами по телефону и репетировать дома одному. Но мы репетировали с Amorphis несколько раз, и я успел узнать ребят, поэтому попросить их поучаствовать в записи нашего диска не составило проблем.
Недавно мы беседовали Майком Гаспаром из Moonspell, и он рассказывал нам о своих впечатлениях от посещения Финляндии и записи в одной из финских студий. По его словам, в Финляндии очень дружное метал-сообщество, в котором все группы друг другу помогают. Ты согласен с этим? Ваша сцена – это действительно большая компания друзей? Или же у тебя есть на этой сцене враги?
Я думаю, так происходит только в Хельсинки, столице Финляндии, где все друг у друга играют. На севере страны все не так, поскольку в Оулу есть всего несколько таких групп, а в Раахе вообще только мы одни.
Помнится, в ваш прошлый приезд в Москву вам не понравилось, когда один из журналистов назвал вашу музыку “love metal”. А как ты сам описал бы музыку, которую вы играете? Считаешь ли ты Charon частью той сцены, на которой существуют HIM и The 69 Eyes, или же, на твой взгляд, вы принадлежите к какой-то другой сцене?
Каждый журналист хочет привязать нас к этой сцене. И это нормально, потому что люди должны знать, за что они платят свои деньги. Но я бы не сказал, что мы играем love metal, это скорее готик-рок, хотя я и не люблю слово «готика» и не чувствую себя хоть сколько-нибудь готичным. Это просто металл с легкой готической направленностью.
На сегодняшний день Charon уже 14 лет. Многие группы за такой период времени «сгорают», и музыка для них уже не так интересна, как вначале. Как вам удается так долго создавать музыку и не терять к ней интерес? Не стала ли игра в группе утомительной или неинтересной за столь долгое время?
(Эмоционально). Нет, ведь каждая песня, которую ты сочиняешь, становится для тебя чем-то новым! Каждый раз все в новинку! Я не знаю, мне нравится заниматься этим, создавать что-то новое. Мне это не надоедает.
Значит, у тебя никогда не было такого настроения, когда хочется сказать: «К черту все, как мне это надоело!"?
Конечно же, иногда такое настроение у меня бывает. Но мне легче работать, если мне звонят с лейбла и говорят: «Через два месяца для вас заказана студия!» Мне работается лучше, если на мне есть какой-то прессинг.
Кстати, а почему
группе потребовалось более пяти лет, чтобы получить первый контракт? У вас было столько промок и демок в 90-х, но свой первый диск вы выпустили только в 1998 году…Я рад, что Charon не получил контракта раньше, потому что тогда группа еще не совсем осознавала, что именно она хочет делать. Когда в 1995 году я присоединился к группе, мы начали создавать свой собственный стиль. Первый альбом представляет собой подборку песен с наших демок, поэтому он как бы показывает тот путь, который мы проделали. К тому же, в то время в Финляндии было не так-то просто подписаться на какой-нибудь лейбл. Легче стало только к концу 90-х, а сейчас любая группа, стоит ей только образоваться, уже подписывает с кем-то контракт, что просто ужасно. (Смеется).
Сейчас лейблы думают так: Метал-группа? Из Финляндии? Окей, не вопрос - вот контракт!"
Да, да! Я не хочу звучать слишком самоуверенно, но если участник популярной финской группы захочет сделать сайд-проект, то он может быть уверен на 100%, что он получит контракт. Это абсолютно не проблема. Например, для Poisonblack такой проблемы не стояло в принципе, потому что в группе участвовал Вилле Лайхиала из Sentenced. Ты можешь попросить лейбл о контракте, и ты его получишь. И это плохо, потому что многие группы существуют один год, потом им все надоедает, и они уходят из музыкального бизнеса.
А когда ты начинал работать в Poisonblack, ты знал, что уйдешь из группы после записи первого же альбома? Или же у тебя тогда было желание продолжать?
Когда Вилле попросил меня присоединиться к Poisonblack, он хотел записать всего лишь один альбом и все, потому что именно так ему тогда нравилось работать. Я знал, что много времени для этого у меня не будет, потому что мы живем в разных городах, и, кроме того, у меня есть Charon. Я не хочу заниматься ничем, кроме Charon, разве что поучаствовать где-то в качестве приглашенного вокалиста. Или же я сделаю проект, который будет абсолютно другим.
А так ли все просто для новых финских групп, в которых не участвуют известные музыканты?
Это тоже несложно. В нашем родном городе есть огромная старая школа, которая просто напичкана репетиционными залами, и там играет около 15 групп. Но, как я слышал, в Хельсинки получить нормальную репетиционную комнату гораздо сложнее. А в Раахе у нас хватает музыкантов, и мы организовали для них своего рода ассоциацию, в рамках которой мы проводим джем-сейшны, знакомим музыкантов друг с другом и организуем концерты.
Ваш первый альбом “Sorrowburn” (1998) сейчас очень трудно достать. Мы знаем, что он распродан, а ваш старый лейбл отказывается отдавать вам на него права. Ты видишь какое-нибудь решение этой проблемы? Каковы шансы снова найти этот альбом в магазинах?
Я думаю, это дело времени, нужно подождать, пока этот датский лейбл (DieHard Records) вернет нам права. Насколько я знаю, Spinefarm купили у них мастер-ленты, поэтому посмотрим, что будет дальше.
Вы работаете со Spinefarm уже долгое время. Тебе нравится этот лейбл? Или бы ты предпочел EMI Finland, Nuclear Blast или какой-нибудь еще более крупный лейбл?
Да, мы думали над тем, чтобы подписаться на Roadrunner, Nuclear Blast или что-то в этом роде. Но в январе следующего года мы собираемся выпустить миньон на Spinefarm. На нем будет около 6 песен и пара концертных треков. У нас сейчас запланирована куча туров, концерты расписаны за год вперед, поэтому сейчас у нас впереди только гастроли. Но несмотря на это, мы ищем лейбл побольше. Даже несмотря на то, что большой лейбл далеко не всегда лучше маленького, потому что маленький лейбл может быть полезнее для небольшой группы в плане промоушна. Вот представьте себе, что мы подписались на BMG – но мы слишком малы для такого лейбла, а они хотят больше заниматься крупными именами, а с помощью маленьких только отмывать свои деньги. Ведь если группа убыточная, с затрат на нее можно не платить налоги. Это не лучший вариант для не слишком раскрученной группы, а я считаю нашу группу именно такой – мы ведь не Робби Уильямс. (Смеется).
А если бы ты был боссом какого-нибудь лейбла, кого бы ты подписал в первую очередь?
Кого? (Смеется). Я думаю что-то неизбитое, новое, что-нибудь из акустики…
Акустики? Ты устал от громких гитар?
Нет-нет-нет! Просто время от времени хочется сделать что-то другое, отличное от того, что ты делаешь постоянно. Сейчас у нас с барабанщиком есть сайд-проект, в группе 6 музыкантов – три вокалиста, один из которых играет на пианино, две акустические гитары, одна электро-гитара и один басист, естественно, Антти. Мы играем песни Ника Кейва. Это хорошая альтернатива такой музыке, которую мы играем. После того, как ты на протяжении стольких лет создаешь одну и ту же музыку, хочется чего-то нового.
А насколько вы изменились как музыканты с момента релиза вашего первого альбома?
Боюсь, что мы вообще не изменились! (Смеется). Мы остались теми же детьми, что и раньше. Вокруг меня те же друзья, которые были у меня в 10 лет.
Честно говоря, мы первый раз слышим от музыканта, что он совсем не изменился! Просто потрясающе! (Дружный хохот).
(Изображает бурчащий старческий голос). О да! Мы изменились в плане профессионализма, как же без этого! (Нормальным голосом). Ну а если серьезно, то мы все те же дети, мы вместе уже 20 лет, и эти ребята мои единственные друзья. И если кто-то вдруг начинает меняться, мы говорим: “Э-эй! Вернись с небес на землю!”
И как всегда, пожалуйста, скажи на прощанье пару слов своим Российским фэнам…
(Вздыхает). И что им сказать?
Да что угодно.
Я даже не знаю… Я очень рад снова к вам приехать, что нас снова пригласили тут выступить, и что мы можем приезжать сюда снова и снова. Было бы очень здорово бывать здесь каждый год, потому что ваша страна мне все больше и больше нравится. Конечно, это звучит банально, когда музыкант говорит: “Я люблю вашу страну!” Все так говорят, но я действительно так думаю. Я ведь сказал вам, что в первый раз Россия мне ужасно не понравилась (смеется), точно так же, как я ненавижу Финляндию, всякий раз возвращаясь туда.
А почему?
Она мне слишком знакома. А я люблю новые места, вот поэтому я обожаю ездить в туровом автобусе. И поэтому мне гораздо больше нравится выступать, чем работать в студии. Даже репетировать новые песни гораздо интереснее, чем записываться, потому что в студии ты просто воспроизводишь то, что уже отрепетировал. Кроме того, в студии ты ощущаешь какой-то прессинг, люди там временами ведут себя очень странно, у тебя строгое расписание и т.д…
И все-таки когда нам ожидать релиза полноформатного альбома Charon? Ты сказал, что сингл выйдет в январе…
Нужно посмотреть, хватит ли у нас идей на полный альбом. У меня есть три-четыре новые песни, и у Лаури есть еще четыре. Я еще не знаю, будет ли это миньон или полноформатный альбом. Мы хотели выпустить EP, потому что он дал бы нам возможность найти что-то новое, например, новый лейбл. Но возможно, мы продолжим работать со Spinefarm, если они смогут предложить нам лучшие условия. Мне кажется, что Spinefarm знают, как делать промоушн таких групп как Children Of Bodom и других, играющих в этом же ключе, но у меня такое впечатление, что с нами они сделали уже все, что могли, и больше ничем нам помочь не могут, поэтому нам нужно двигаться вперед.
Выражаем благодарность Ма Ла Мори (www.crimsondawn.ru) and Марианне (Art and Design) за организацию этого интервью.
Вопросы задавали Роман Maniac" Патрашов, Ксения Wolfin" Хорина
Фото и перевод с английского - Ксения Wolfin" Хорина
29 апреля 2006 г.
27 июн 2006
|