 |
 Хвалить или пытаться описать наконец произошедшее воплощение «Венка Сонетов» на аудио-формате, в полном объеме – по-моему, бесполезно. Можно только, с опозданием, сообщить об этом событии. Отдав дань уважения акустическому сопровождению и голосу самого автора, тем не менее, повторю и так известное: главным в данном произведении по-прежнему остается текст. Поэтому, прежде чем искать диск или другую рецензию, просто наберите в поисковике: «венок сонетов калугина». Всего около пяти страниц неплотной печати, которые, в таком виде, существовали еще к 1993 году и частично вошли на «Nigredo». Собственно, наличие четырех отрывков на диске 1994 года – единственный камень преткновения в этой работе. Тем, кто, как и я, привык к прежнему исполнению, могут показаться необязательными аккуратные гитарные миниатюры Алексея Буркова (соучастника Сергея по «Оргии Праведников») и лишним – выделение интонаций в голосе самого Калугина. Остальным же, кто поленится поискать, нужно знать, что Венок Сонетов – стихотворная форма, идущая из Италии эпохи Высокого Средневековья, включающая в себя 14 сонетов и ключ, составленный из начальной фразы каждого. Выделять какой-либо - некорректно, принимая во внимание сложную связь между собой, но для меня своей эмоциональной вершины «Rosarium» достигает к 12-13 стиху. |
 |
И кажется - следит за мной Другой,
Внимательно и строго ожиданье,
И я уже на грани естества,
И с губ моих срываются слова,
Равновеликие холодному молчанью...
* * *
Равновеликие холодному молчанью
Струились реки посреди равнин.
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин.
Я проходил, я рекам был свидетель,
Я знал совет - не выносить суда,
И я не осквернил вопросом рта
И ничего сужденьем не отметил.
Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
Я закричал, и гулко пустота,
Слова мои разбив об острова,
Откликнулась бездонным тяжким эхом...
Я слышал крик и понимал со смехом -
Слова мертвы. Моя душа мертва.
* * *
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я сон, я брег арктического моря.
И тело, смертно жаждущее рва,
Скрутило в узел судорогой горя.
Но там, на дне, у ключевых глубин,
Я ощущаю слабое биенье,
Сквозь сон мне тускло грезится рожденье
Иных, пока неведомых вершин.
Я жду сквозь боль, так исступленно жду,
Когда рассвет предел положит льду,
Когда мой дух вернется из скитанья...
До тканей сердца мглою поражен -
Я полон исполнением времен,
Я не ищу пред Небом оправданья.
* * *
Я не ищу пред Небом оправданья,
Я начинаю призрачный разбег,
В священной эпилепсии камланья
Нетопырем кружусь над гладью рек.
Я проницаю горы и лощины,
Я различаю сущности стихий,
Схлестнувшиеся в танце теургий
И каждый миг являющие Сына...
Се, время правды. Суть обнажена,
И льется в полночь полная Луна,
И плоть моя не властна надо мной,
И пламя звезд, сквозь призму вечных вод
Пронзает ночь и дарит мне полет
Над опьяненной ливнями Землей...
* * *
Над опьяненной ливнями землей
Царят седые призраки тумана,
И вечер тих настолько, что порой
Я слышу плач далекой флейты Пана.
Бреду рекой, по горло в тростниках,
Сам плачу от покоя и бессилья,
А лунный свет лежит епитрахилью
В крестах поденок на моих плечах.
И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани.
И, преломлен речною глубиной,
По темным водам шествует за мной
Агат Луны - томительно туманен...
* * *
Агат Луны, томительно-туманен
Скользит по перьям черного орла,
Что распростер, от грани и до грани
Над миром исполинские крыла.
И отражает аспидная влага
Ночных озер, плывущих подомной,
Свет облаков, пронизанных Луной,
И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.
За мглою гор, за лезвием хребта
Легла реки хрустальная черта,
Чуть видимы огни в далеком стане.
И луч звезды, подобный нити льда,
Влачит меня неведомо куда
На тонком и мерцающем аркане...
* * *
На тонком и мерцающем аркане
Мой дух печально следует за мной.
Мне не коснуться прободенной длани
Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.
Мне не подняться в огненном потоке
К пределам света, к сердцу бытия,
Мой путь бесплоден, словно лития
В устах давно забывшего о Боге.
Я тот, кто умирает на пороге,
Мне не принять в сияющем чертоге
Одежды, что струятся белизной.
Вдали порог, стремящийся к вершине,
Меня по сердца выжженной пустыне
Полночный ветер водит за собой...
* * *
Полночный ветер водит за собой
Скитающихся пленников забвенья,
Чей горний взлет преодолен Луной
И преломлен в потоках сновиденья.
Мой Бог! Ужель и мне предрешено
Носить в веках подобием надкрылий
Камзол в узорах бражников и лилий
И пить больное лунное вино?..
...Мерцает край магического круга,
Я созерцаю черный ветер Юга,
Проколотый Полярною Звездой.
И, растворяясь в ливнях Лейванаха,
На грани озарения и страха
Я как дитя играю пустотой...
* * *
Я как дитя играю пустотой,
Взметнувшейся к пределам осознанья,
Моя душа жемчужною волной
Скользит над океаном мирозданья.
И в этот миг, до корневых глубин
Я постигаю сущность соответствий,
Зависимость причины от последствий
И торжество последствий вне причин.
Я посвящен. Я принял взгляд извне.
Так зеркало, уснувшее на дне,
В себя приемлет отблеск ледяной
Склонившейся над бездною печальной
Планеты снов, чей лик пронизан тайной,
Струящейся за каждою чертой...
* * *
Струящейся за каждою чертой
Cферических взaимоотражений,
Совокупившей бездну с высотой,
Триумф побед с позором поражений,
Единой, Верной, Внутривременной,
Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной,
Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной,
Предельной, Полной, Явственной, Пустой -
Греми, моя хвалебная мольба!
Ты есть премудрость корня и плода,
Премудрость сердцевины и убранства,
Я прозреваю Tвой священный лик
За каждым стеблем, что к земле приник,
За каждой гранью зримого пространства!..
* * *
За каждой гранью зримого пространства
Проявлен полдень. Властвует покой,
Лишь кружево стремительного танца
Стрекозы расплетают над рекой,
Да в дебрях стрелолиста и осоки
Запутался безвольный ветерок...
Приостановлен времени поток,
Безмолвствуют Начала и Итоги.
Я нежусь на прогретом мелководье,
Отпущены стремления поводья,
И я - лишь часть полуденной поры.
И нет во мне ни памяти, ни речи,
Я вырвал корень всех противоречий.
Я отворил в себе исток игры.
* * *
Я отворил в себе исток игры.
Мне ведомо Акации цветенье.
Моя ладонь слепящие дары
Приемлет в знак повторного рожденья.
Я - император муравьиных львов,
Я прорекаю облакам и птицам,
Ликует звоном на моих ключицах
Цепь времени со звеньями веков.
Гремят литавры, бубны и тимпаны,
К моим стопам склоняются тюльпаны,
Сплетаясь в бесконечные ковры.
Я - кесарь Солнца, трав и междуречий,
Я произнес Глагол Семи Наречий,
Я властен жечь и созидать миры...
* * *
Я властен жечь и созидать миры,
Бессилен отказаться от творенья.
Я предпочел безмолвию - порыв,
Безумство сна - святые пробужденья.
Я был в приделе, я стоял у Врат,
Но, ослеплен последним предстояньем,
Низринулся тропою предстоянья
И воплотил в себе кромешный ад.
Я слышал речи выше темноты,
Я наблюдал как падают цветы,
Но утерял ключи добропризнанства.
И се, опять гряду юдолью мук
И не стремлюсь покинуть этот круг.
Я различил в движенье постоянство.
* * *
Я различил в движенье постоянство:
Так в древний путь вливаются следы,
Так странствуют взыскующие Царства
Дорогами священной простоты.
Теперь я вижу только то, что вижу,
И знаю только то, что знал всегда -
Реки не остановят невода,
Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"...
Я повторяю, говорят иное,
Я двигаюсь как остаюсь в покое,
Забыта цель и потому права.
Я тот, кто отвечает на вопросы,
Моя рука спокойно держит посох,
Мой голос тих - я отыскал слова.
К Л Ю Ч
Мой голос тих, я отыскал слова,
Равновеликие Холодному молчанью.
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я не ищу пред небом оправданья.
Над опьяненной ливнями Землей
Агат Луны, томительно туманен,
На тонком и мерцающем аркане
Полночный ветер водит за собой...
Я, как дитя, играю пустотой,
Струящейся за каждою чертой,
За каждой гранью зримого пространства.
Я отворил в себе исток игры.
Я властен жечь и созидать миры.
Я различил в движенье постоянство.