 |
 Бесцельно крутясь на стуле посреди ночи в ритме Trist (а какую еще реакцию может вызвать неуютная и «не-сытая» музыка?), я вдруг обнаружил, что дебютник чешского проекта куда как более интересен, чем все будущие его работы. Тут есть то, чего никак не ожидаешь услышать после одиозных минималистичных набросков с бесчисленных дисков невеселого чеха. Музыка. Пусть нехитрая, сырая до безобразия, но зато еще живая и не доводящая до тошноты своей однообразностью. Как-то так выходит, что когда Trist еще искал свое звучание, звучал неровно и шероховато, слушать его мне было куда интересней. На «Стенах» не завораживающей гипнотичности традиционного «депрессивного» блэк-метала, нет и масштабности/панорамности, которые часто свойственны проектам подобного толка. Trist, прямо скажем, никогда не отрывал от земли, не заставлял с высоты своего полета отвлеченно взглянуть на «дела земные». Сырой звук у него напоминает хлюпанье грязи под ногами и скрипучую ржавь давно запертых дверей, дисторшн шумит скорее как постоянный, неуютный, но уже давно привычный шум дождя, блэк-метал выступает не в качестве деструктивной музыки, а как аккомпанемент к ненавязчивым раздумьям. Хорошая бродяжная музыка – чуть тревоги, чуть тайны, чуть любопытства и немного собственно музыки для соблюдения формальностей. Выдержанна тонкая грань между «примитивно-однообразно» и «ненавязчиво-просто». Тема брезжит на горизонте, нарастает, выдвигается на передний план и исчезает за спиной. Да, звук жидкий и глуховатый, но это пожалуй только придает мирку «Стен» неуютности и атмосферности. Катит. |
 |
Øezající chladná ozvìna kosmického vìtru
šeptá pravdu o své nekoneènosti a nicotì.
Závan poté v tichosti se rozplývá v éteru
a já budu naslouchat navždy tìm hlasùm.
Stojím sám nad svým hrobem a spatøuji symbol,
vidím svou mrtvolu, která uhnívá mi pod nohama.
Rozplývající se život v krvavé lázni pustoty,
bodavý pocit starých ran na paži...
Život nidky nebyl.
Jen snìní...
2. Modrý žal
Niterný žal, strhávající svìtlé zdivo lidskosti,
pálí na popel víru v svìt a pohøbívá jsoucno.
V hoøké melancholii pozvedá kalich krve
a kropí hroby mrtvých stínù.
Život se musí rozplynout do vìèného snu,
odkud perutì tmavých noèních krizí pøinášejí prach jistoty.
Mìsíèní svit a temnota skrze seschlé stromy jsou obrazem skleslosti,
která vládne pustému kraji nesvìtského snu.
Modravé cesty snových dálek,
èerná sple� trnového labyrintu
a osvìtlený beton z mìstských lamp.
Vìèná dálka topící se ve víru závratí.
3. Stíny
Zasnìženou stezkou k høbitovu mrtvých stínù,
stezkou do mlhového oparu èerné noci.
Zde se schází jen stíny a všichni smutní, padlí.
Stromy se svou pohøební vùní naøíkají.
Kraj bez svìtel, nekonèící temnota pøi žalostných pomnících,
bolestné rány jedovatých trnù rudých oblak.
Nemocný pták krouží nade mnou a zpívá chmurnou píseò o melancholii.
Høbitov skleslých poutníkù, zapomenutý svìt noèní èernoty.
Cesty bez jediné zapálené svíce,
staré náhrobky zapadlé ve snìhu,
nicotný majestát.
Høbitov mrtvých stínù, høbitov života.